Иконография
Почитание святого старца Феодора Томского нашло отражение в создании разнообразной иконографии, запечатлевшей его святой образ. Первые, еще живописные, изображения томского подвижника появляются уже в 19 веке, вскоре после кончины Феодора Кузьмича. К началу 20 века относится небольшая икона, выполненная на деревянной доске в лубочной манере, хранящаяся ныне в собрании Томского краеведческого музея. После прославления Старца в лике сибирских святых и обретения его честных мощей формирование иконографии святого Феодора получило дальнейшее развитие. Большей частью, эта работа сосредоточилась в иконописной мастерской Томского Богородице-Алексиевского монастыря. Здесь было создано несколько икон, не только передающих облик старца, но и раскрывающих некоторые стороны его удивительного и таинственного духовного подвига.
Этот образ создан в воспоминание иконы, которая находилась в часовне, воздвигнутой в 1904 г. усердием архимандрита Ионы (Изосимова) над могилой старца Феодора Кузьмича. Отец Иона был ревностным почитателем святого старца и убежденным сторонником того предания, что томский праведник и самодержец всероссийский Александр I – одно и то же лицо. На иконе, заказанной им в часовню, был изображен Казанский образ Богоматери, а по сторонам – поддерживавшие его благоверный князь Александр Невский, являвшийся Небесным покровителем императора Александра I, и святой великомученик Феодор Стратилат, в честь которого свое имя носил томский старец. На новосозданной иконе в центре между великими святыми древности изображен сам святой праведный Феодор, ныне предстоящий Богу в лике глубоко почитаемых им при жизни угодников Божиих.
Основой для написания этой иконы послужили сведения, указывающие на духовную связь, особым образом соединившую трех этих святых. Известный духовный писатель начала XX века Е.Поселянин на страницах своих книг зафиксировал благочестивое предание о посещении императором Александром I преподобного Серафима Саровского, который, как можно предположить, благословил императора на тайный уход с царского престола и подвиг странничества. Это же предание получило отражение в старинной картине неизвестного автора и клеймах иконы преподобного Серафима. О другом российском императоре – Николае II – преподобный оставил таинственное и грозное пророчество: «Будет некогда царь, который меня прославит, после чего будет великая смута на Руси, много крови потечет за то, что восстанут против этого царя, но Бог царя возвеличит». Царь-страстотерпец Николай, явившийся инициатором прославления в 1903 г. саровского подвижника, спустя почти сто лет, на Юбилейном соборе Русской Православной Церкви 2000 года был также причислен к лику святых. Во время своего пребывания в Томске в 1891 г. будущий император, а в то время цесаревич, Николай тайно посетил городскую келью и могилу старца Феодора Кузьмича. Это было вызвано не только благочестием последнего русского самодержца, его любовью к Церкви Христовой и ее святыням, но и глубокой убежденностью царской семьи в том, что император Александр I и томский старец – одно и то же лицо. По свидетельству родной сестры царя-страстотерпца Николая II Ольги Александровны, оказавшейся после революции 1917 г. в эмиграции, в царской семье признавали достоверность этого предания, но говорить об этом было не принято даже в узком круге ближайших родственников.
Иконография этого образа продолжает древнюю традицию изображения святых основателей и небесных покровителей монастырей на фоне благодатно окормляемых ими обителей. Святой Феодор и преподобный Алексий в едином молитвенном предстоянии обращены к главной святыне Томского Богородице-Алексиевского монастыря – Казанской иконе Пресвятой Богородицы с Богомладенцем Христом, чем выражается не только благодатное «единство духа в союзе мира» (Еф 4:3) этих угодников Божиих, но и общность их духовного подвига. Оба они скрывали свое высокое происхождение, оба ради Христа восприяли «благое иго» странничества, отказавшись от всего, «что в мире» (1Ин 2:15). И ныне мощи святого старца Феодора, пребывающие в особой раке под сводами трехпрестольной монастырской церкви, находятся именно возле Алексеевского придела. Историческая и географическая конкретика передана на иконе условно-иконописным изображением Юрточной горы, на которую в середине 17 века была перенесена томская обитель, и узнаваемыми архитектурными чертами старинного монастырского храма.
В основе создания этой иконы – рассказ, опубликованный настоятелем Богородице-Алексиевского монастыря викарным епископом Барнаульским Мелетием (Заборовским) в Томских епархиальных ведомостях (№12 за 1911 г.) под заглавием: «О чуде исцеления по молитве к старцу Феодору Козьмичу». Вот этот рассказ, записанный со слов исцелившегося человека: "В1910 году 25 июля приехал я из Москвы в Томск на службу в Торговый Дом Голованова. 1 сентября того же года я заболел воспалением слепой кишки, меня лечил доктор Либеров; лечение, мое шло медленно, то улучшаясь, то ухудшаясь, наконец доктор предложил мне сделать операцию и удалить отросток слепой кишки, я согласился, и он дал мне записку к доктору Зимину, который, осмотрев меня и найдя слабым, велел прийти к нему через неделю, обещаясь поместить меня в клинику. Приехав домой от доктора, я стал приготовляться к операции: начал ходить в мужской монастырь, говеть. 1 октября я исповедался, а 2-го приобщился Святых Таин. В ночь на третье число увидел следующий сон: будто бы я прихожу в монастырь и вижу — много народа стоит перед иконой Нерукотворного образа Спасителя; впереди всех стоял старец Федор Кузьмич. Я подошел ближе, старца уже не было; тогда я спросил, где же этот старец, а мне говорят: "Он пошел но домам подавать то, что кто у него просил". Я и говорю: "А я пришел к нему попросить его, чтобы он за меня помолился, так как мне хотят делать операцию". Как только я это сказал, входит в храм сам старец и говорит мне: "Иди с Богом, здоровье тебе я уже дал, иди и молись", — и указал мне рукой своей на икону Нерукотворного образа Спасителя. Проснувшись утром, я почувствовал себя очень хорошо и легко, мне с каждым часом становилось лучше и лучше. В назначенный день для операции я отправился к доктору Зимину, который когда выслушал меня и осмотрел, спросил у меня: "Когда я нажимаю бока, вам больно? — я ему отвечаю: у меня никакой боли не чувствуется; доктор спрашивает: "Когда вы поднимаетесь вверх по лестнице, то вам больно?. Я ему говорю, что по какой угодно лестнице поднимусь, ибо никакой боли не чувствую. Доктор Зимин пожал плечами и сказал: "В таком случае я не нахожу нужным вам делать операцию, вы совершенно здоровы", — и отпустил меня домой. Я пришел домой, и мы радостные с женой возблагодарили Господа Бога за Его милость. В следующую ночь я вижу сон: подводят меня к иконам и говорят: "Это келья старца, а это, — указывая на икону Александра Невского, — икона его ангела, а эта икона его брата", — и указали икону Великомученика Пантелеймона, так как и ему, старцу, дано от Бога исцелять больных. Теперь я, благодаря Бога, совершенно здоров".
Источником создания этого образа служат не столько скупые сведения о непостижимом явлении Триединого Бога томскому подвижнику, которые мы находим в свидетельствах епископа Томского Парфения (Попова) и купца С.Ф.Хромова, сколько богословское понимание смысла и содержания христианской жизни в ее высшем проявлении – святости. Икона и есть, по выражению князя Е.Трубецкого, такое «умозрение в красках». На путях самоотверженного, крестного служения Богу подвижник стремится не к моральному удовлетворению, но к полноте преображения благодатью Святого Духа. Он вступает в сферу непосредственного общения с Богом «лицом к лицу» (1Кор 13:12), и на нем исполняется неложное обетование Спасителя: «кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое; и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим» (Ин 14:23).